Старейший отечественный экспериментальный проект Шесть Мертвых Болгаръ играючи смешивает в своей музыке северный фольклор, шумовую электронику и звучание разноплановых живых инструментов. Очередной альбом этой группировки «Тишина 29-39» был записан при участии хора деревни Усть Поча и массы приглашенных музыкантов. Александр Чулков и Петр Абысов побеседовали с «RockOracle» об этой работе, экспериментах со звуком и «шальных девяностых».

Думаю, начать стоит с названия вашего нового альбома. «Тишина 29-39» – что за символ, что за цифры?  

Александр Чулков: 29-39 – это 29.03.09, дата нашей поездки в Кенозерский национальный парк для записи хора деревни Усть Поча. Я, Сергей Жигальцов (известный в Архангельске кинорежиссер) и джазовый музыкант Тим Дорофеев выехали туда на три дня, чтобы записать хор и снять видео для презентационного диска по просьбе дирекции парка. На этих записях и произошло рождение альбома «Тишина 29-39».

Как это случилось?

А.: Идея альбома появилась после прослушивания записи  хора, мы впали в некоторое уныние: все-таки самодеятельность – есть самодеятельность. Все шероховатости и неровности, неслышимые в живом исполнении, вылезли на записи, поэтому, чтобы украсить хор пришлось менять сценарий и воспользоваться Ксенией Андревной (моей женой) в качестве вокалистки. Чем дальше мы влезали в «украшение» записи хора, тем больше у нас появлялось идей. Музыканты приглашались «по ходу пьесы» – по мере того как хаос, обитавший в наших головах, принимал законченные формы.

И кто же в итоге принял участие в записи?

А.: Алексей Питалов (группа Анфиса), Александр Фирсов (Blind Vandal), Джаваншир Казымов – человек, играющий на восточных инструментах (тар и саз), Тим Дорофеев – известный джазовый музыкант. Весь альбом записан без использования каких-либо сэмплов и готовых записей. На диске звучит хор деревни Усть Поча и в некоторых песнях вокал Ксении Чулковой.

Идея скрещивать фольклорную музыку с шумовой электроникой имеет под собой какое-то обоснование, ну, например, вы хотите возродить интерес к традициям или просто находите такое сочетание удачным и не более того?

А.: Мы, конечно, глубоко уважаем традиции любого этноса, живущего на отдельно взятой территории, но при создании альбома мы меньше всего  думали о возрождении интереса к каким-либо традициям. Мы вообще не сторонники какой-либо идеи при создании музыки, любая идея – это иллюзия, которая смертна и конечна. Мы  никогда не думаем над тем, что у нас получится в конечном итоге. Это как приготовление блюда. Есть исходные ингредиенты и приспособления, позволяющие достичь  необходимого вкуса. Мы сами пробуем блюдо и определяем, достаточно ли оно посолено и приправлено.

Как сейчас происходит работа над музыкой, что появляется сначала, а что потом?

Петр Абысов: По-разному. Например, альбом «Разрушители систем» мы писали почти два с половиной года, пока не пригласили известного в Архангельске перкуссиониста Михаила Черенкова, который добавил то, чего не хватало нам для законченности. Часто бывает, выезжаем куда-нибудь и записываем все сразу без репетиций и какой-либо подготовки. За 2010 год нами совместно с различными музыкантами выпущено около четырех альбомов, все их можно найти в интернете: «Музыка несоветских композиторов», «2137», «Типы Архангельской Губернии», «Сёётей Ямал» («Певучий Ямал»), «Разрушители систем». Все они, кроме альбома «Типы Архангельской Губернии», являются музыкой не ограниченной какими-либо критериями, штампами и человеческой логикой. Кто-то называет такую музыку шумовой, но мне больше нравится определение – нативная музыка. Это картинки наших внутренних состояний на момент времени. Собрались несколько индивидуумов, включили инструменты и микрофоны, сыграли. А потом мы доводим и оттачиваем все до состояния окончательно готового продукта в студии.



В начале альбома «Типы Архангельской Губернии» можно услышать голос Петра Мамонова, читающего стихи. Откуда взялась идея использовать этот фрагмент?

А.: Идея пришла в голову Алексею Шептунову (Moon Far Away). Выпив пару бутылок коньяка во время наложения живых инструментов у Алексея дома, мы поняли, что для придания альбому целостности чего-то не хватает. Уж очень все получалось разнопланово. Тогда Алексей и достал из своих закромов запись Мамонова, сделанную во время интервью на одном из концертов в Архангельске.

А как ты вообще относишься к тому, что делал и делает этот человек?

А.: Я не знаток того, что делает Петр Мамонов, но он мне близок по духу. Я с глубоким уважением отношусь к любому проявлению творчества, будь это даже Филипп Бедросович. В момент творчества человек открывается, снимает с себя двойственность, присущую материальному телу. Поэтому я никогда не вступаю в дискусси по поводу творчества. Не нравится – не слушай. Это как в буддизме: есть люди «не ведающие», и обвинять их за это – неблагодарное занятие, им можно только сострадать. А обсуждение творчества, особенно с легкой злобой – ни что иное как обычное проявление зависти. Это напоминает мне Архангельский рок-клуб середины восьмидесятых годов. Выступления и крики: у попсы бабла много, вот они и делают качественную музыку, если бы у нас была аппаратура, мы бы мир перевернули. Ну и что? И где? Аппаратуры для создания качественной демки сейчас полно.

Настоящим украшением вашего прошлого альбома стала композиция «Очень скорый поезд» с шикарной партией саксофона. Расскажи о ней.  

А.: Тема «Очень скорый поезд» была записана в 2003 году, тогда же я познакомился с замечательным архангельским саксофонистом Максимом Дерюгиным. Как-то я записал луп и дал послушать Максу, после чего он, взяв саксофон, тут же сходу забабахал соло.

Есть ли какие-то зарубежные проекты, которые вы считаете близкими по духу 6МБ?

П.: Да, конечно, есть. Музыка – это застывшие картинки переживаний определенного момента становления, каждому периоду соответствует своя музыка. Постоянно находятся новые формы звучания близкие по духу и состоянию. Недавно я открыл для себя электронного музыканта Murcof. Очень нравится творчество Lama Gyurme & Jean-Philippe Rykiel, Danny Becher. Было время, когда увлекался The Legendary Pink Dots, Throbbing Gristle, Current 93, Nurse With Wound.

Как много чужой музыки вы сейчас слушаете, не с целью порезать ее на сэмплы, а просто так для удовольствия?   

А.: Резать на сэмплы… давненько этим не занимался, стараюсь записывать свои. А насчет чего-нибудь послушать – постоянно чего-то где-то играет: на работе – лаунж, джаз; в машине – тибетские мантры, поющие чаши, аудиокниги. Успокаивает, знаешь ли.

Вы образовали проект еще в девяностых. А как в то время происходил процесс записи? Расскажи о каких-нибудь нестандартных решениях, к которым вы, может быть, прибегали. Ведь студий как таковых не было.

А.: В начале 1992 года нас с Алексеем Чулковым неожиданно посетила идея заняться созданием музыки. Для Алексея музыка – это не гармонично звучащие ноты, извлекаемые из музыкальных инструментов, а все, что нас окружает – грохот железных бочек, пластинка из куска алюминия на виниловом проигрывателе – все то, что может издавать какие-либо звуки. Мы с Лехой шли разными путями: он – в глухие дебри андерграунда, я – в развеселые степи электронного мэйнстрима. В то время я не особо воспринимал эксперименты Алексея и плотно сидел на электронной музыке. Причем Алексей, общаясь с Андреем Турусиновым (редактором журнала «Результаты»), приносил домой записи с мудреными названиями, пытаясь вытащить меня из болота клубной жизни. В 1997 произошло мое с Алексеем объединение усилий  при записи звуков на берегу Северной Двины, которые были использованы в альбоме «Реинкарнации». Мы притащили на берег Северной Двины кассетную портастудию, воткнули два микрофона и, бросая в воду различные предметы, записывали звук. Затем был диск под названием «Closing On Flesh» – тогда мы подносили оголенный конец провода к различным частям тела и получали различные звуки (другой конец был включен в микшер, где все рукоятки стояли в положении «overload»). Часто мы экспериментировали с разными музыкальными инструментами, используя их не по назначению, слава богу,  что люди, которые нам их доверяли, этого не видели.

С кем вы поддерживали отношения в то время, кто вам помогал?

А.: Кроме Андрея Турусинова, редактора журнала «Результаты» до 1996 года нам особенно никто не помогал. В 1996 году после выхода «В бункере не страшно» и «Достаточно одной таблэтки»  каким-то странным образом наши кассеты попали в руки главному редактору журнала «Птюч» Алексею Шулинскому. После чего в журнале «Птюч» вышла большая статья с рецензией, а нас пригласили для участия в фестивале «Восточный удар» в Питере.

А какими тебе запомнились пресловутые «безумные девяностые»?

А.: Много легких наркотиков, первое хочу, первое нельзя, фестивали «Восточный удар» в Питере, афтепати под «феном» в баре «Сибридж». Приблатненые бандюганы, часть из которых покоится на кладбище «Жаровиха». Залы, забитые под завязку, девченки готовые  отдаться только потому, что ты диджей. Народ упоротый экстази, сливающийся в едином порыве под музыку на местном рэйве. Пиво поутру, разговоры за жизнь на берегу Северной Двины. Детство, одним словом, но без него не было бы дня сегодняшнего.

Добавьте что-нибудь, что сами считаете нужным.

А.: Огромную финансовую помощь в выходе альбома «Тишина 29-39» нам оказал Архангельский клуб байкеров «Северное братство» и лейбл «Shadowplay». Подошли ко мне байкеры Архангельские и глаголят: «Чего грустишь боярин, али пиво разбавлено, али девы не по нраву?» «Нет, – ответил я, – и пиво свежо, и девы хороши, да вот только купил я себе новые гусли “Tenori On”, да хочу записать былины поморские для потомков, а рублей-то для записи в заморском королевстве и нет». «Не печалься боярин» – сказали байкеры и одарили меня рублем с полтиной. Не зря я новые гусли «Tenori On» купил.